Заказчик, простите, от ключевой фразы ничего не осталось, да и любовь получилась какая-то странная(( 705 слов Аид любил свою супругу, но иногда думал, что поторопился со свадьбой. Он проклинал тот день, когда украл ее из среднего мира, унес к себе в подземелье и уговорил съесть то гранатовое зернышко. Нет, она была прекрасна. Но Персефона была слишком ... живая для мира мертвых. Она светилась здоровьем и счастьем, когда возвращалась к мужу от своей матери. Она хотела петь - но вовсе не те песни, что тянули тоскливые души. Она была полна сил и рвалась танцевать, смущая своим поведением всех обитателей царства – и Харона, и души, лишенные возможности радоваться земным наслаждениям, и судей – особенно судей, выносивших людям посмертный приговор. Будь воля Персефоны, она превратила бы весь Аид в Элизиум, а правителю это не нравилось. Он любил свой мир таким, каким сделал его задолго до появления возлюбленной – тихим, вечно спокойным, неизменным, украшенным лишь строгими белыми цветами забвения на черных лугах, наполненным нежным пением душ и тихим журчанием рек. Царство в таком виде напоминало Аиду опрокинутое небо, отраженное в мировом океане: вечный покой, бесконечность, безвременнность, цветы – звезды, пение рек – лунный ветер. Говорили, что в небесах нет никого, но Аид не верил. Глядя на воды Леты, он вспоминал о своем пращуре – Уране, небесном правителе, уничтоженном своим же сыном. Аид вздыхал и думал, что небо – то же подземное царство – жизни там нет. Только ее призрак, бледное отражение. Однажды Гефест принес ему зеркало, которое позволяло видеть иные места. По нему он мог разговаривать с Зевсом, не поднимаясь на Олимп, или Посейдоном, не садясь в ладью. А один раз он ошибся – и увидел стены своего дворца, только покрытые вечным льдом, а вместо своего отражения – лик царицы мертвых. То, что она правит подземным царством, он понял по одному лишь ее взгляду – у живых в глазах нет такой скорби, они все время на что-то надеются. Живые не смотрят сквозь собеседника, в отличие от мертвых, оценивая не минутные дела – всю жизнь. В ее глазах читалось не просто знание – мудрость веков бессмертного, умноженная на осознание того, что все быстротечно и мимолетно. Для смертных она выглядела скорее чудовищем – лицо цвета сырого мяса с одной стороны и сгнившего – с другой. Полутруп, полускелет. И имя – как последний вздох умирающего – Хель. И царство – неизбежная зима, и дворец – вечные слезы, и слуги – голод и чума, нужда и отчаяние. Но для Аида она была прекраснее всех на свете. Во всех девяти мирах – по мнению Хель. Он не спорил с ней. Зачем? Женщина хочет быть самой любимой, даже если она – богиня смерти. Они говорили через зеркало в своих подземельях – а он как будто смотрел в звездное небо, потому что там была она. Они говорили о своих мирах – об одном мире. Мертвые платили за вход – неважно, великанше Модгуд или Харону. Пусть Харон переправлял их в царство Аида на старой ладье, а в мир Хель нужно было перейти через реку Гьелль по хрустальному мосту, висящему на волоске. Зато вход для живых в земли мертвых был почти закрыт и там, и там – не каждый решится пройти через темные земли на краю мира. Пусть в Аиде не было железного леса Ярнвида, зато был почти такой же мрачный Тартар. И еще у правителей мира мертвых были свои питомцы-любимцы – царь ласкал верного свирепого пса-стража Цербера, царица – Гарма. Души прежде живущих слышали клятвы богов у вод – какая разница – Стикса или Лейфта? А еще их роднило и объединяло то, что в их земли путь был открыт всем – и никто никогда не получал отказа. Каждый был желанным гостем – смерть не отворачивалась ни от кого, как бы он не выглядел. Аид и Хель были гостеприимными хозяевами. Не их вина, что люди не стремились к ним, хотя все равно в итоге попадали их объятия. Иногда они просто молчали. Мертвые знают, о чем можно молчать. А потом Персефона нашла зеркало. Когда она стала кричать, обвиняя Аида в измене, он лишний раз понял, что живым не место в его мире. Он лишь пожал плечами, когда супруга в гневе разбила зеркало на сотни, тысячи осколков. Каплями слез они покрывали черную траву и сверкали росой в белых цветах забвения. Персефона кричала, проклинала, разрушая своим плачем вечный покой, тихие песни умерших и журчание вод. Аид молча ушел от разгневанной супруги. Она не поймет. Не поймет, что зеркало ему вовсе не нужно. Достаточно просто посмотреть в черную гладь озера – и он увидит в своем отражении Хель. Царство мертвых - одно. И правитель – тоже один. Пусть он зовется по-разному.
С самого начала все так красиво-атмосферно-мрачно... Текст просто чудесен, а последние строки просто выбили из колеи. В хорошем смысле. Сижу и раздумываю над концовкой) Спасибо большое, автор, Откроетесь?) Собственно, з.
Gatsuhane_Raimei, спасибо еще раз сорри за понятую по-своему заявку, но, когда речь идет о правителях царства мертвых... мне хочется, чтоб было красиво-атмосферно-мрачно... Сижу и раздумываю над концовкой) я, честно говоря, теперь тоже. Что же я написала?? автор
Когда я вырасту, я буду большим и сильным, как Терминатор.
LeeLana, чудесный текст, очень) а я не над концовкой задумалась - она почему-то мне понятна. покорил другой кусок: А еще их роднило и объединяло то, что в их земли путь был открыт всем – и никто никогда не получал отказа. Каждый был желанным гостем – смерть не отворачивалась ни от кого, как бы он не выглядел. Аид и Хель были гостеприимными хозяевами. Не их вина, что люди не стремились к ним, хотя все равно в итоге попадали их объятия. этакая неизбежность... почему-то отчасти напоминает мне пратчеттовского Смерть: "Справедливости нет, есть только я")
henna-hel, спасибо чудесный текст, очень) мне кажется, он не мой - кто-то его мне натранслировал в голову)) а Пратчетт - куда без него в этой теме? Тем более, что "Мор" - моя любимая книга
Когда я вырасту, я буду большим и сильным, как Терминатор.
LeeLana, мне кажется, он не мой - кто-то его мне натранслировал в голову)) это та самая шишечка в мозгу))) а Пратчетт - куда без него в этой теме? Тем более, что "Мор" - моя любимая книга чувствуется - хотя я "Мора" не читала. а говоришь, не твой))
henna-hel, это та самая шишечка в мозгу))) но я ее вытаскивать не буду)) я думала, твоя цитата про Смерть оттуда)) впрочем, он мог говорит это во всех книгах. И везде был прав
Когда я вырасту, я буду большим и сильным, как Терминатор.
LeeLana, но я ее вытаскивать не буду)) и не надо)) пока она только сочиняет тексты, без посторонней барабанной дроби, она приносит только пользу)) я думала, твоя цитата про Смерть оттуда нет, это его фирменная фраза, встречается почти во всех книгах, где он есть. так же, как "Кошки - это хорошо")) флудим-флудим, ай-яй-яй))
Для Атоса - это слишком много, а для графа де ля Фер - слишком мало
Как же здесь жалко Аида и Персефону, не сошедшихся характерами... Вообще, история очень похожа на реальную жизнь, за что автору отдельный плюсище - люблю, когда описываются жизненные ситуации, но в некоем фэнтези-антураже. Как там у Высоцкого: "И об стакан бутылкою звеня, Которую извлек из книжной полки, Он выпалил: да это ж про меня! Про всех про нас, какие, к черту волки?! " LeeLana, молодец!
705 слов
Аид любил свою супругу, но иногда думал, что поторопился со свадьбой. Он проклинал тот день, когда украл ее из среднего мира, унес к себе в подземелье и уговорил съесть то гранатовое зернышко. Нет, она была прекрасна. Но Персефона была слишком ... живая для мира мертвых. Она светилась здоровьем и счастьем, когда возвращалась к мужу от своей матери. Она хотела петь - но вовсе не те песни, что тянули тоскливые души. Она была полна сил и рвалась танцевать, смущая своим поведением всех обитателей царства – и Харона, и души, лишенные возможности радоваться земным наслаждениям, и судей – особенно судей, выносивших людям посмертный приговор. Будь воля Персефоны, она превратила бы весь Аид в Элизиум, а правителю это не нравилось. Он любил свой мир таким, каким сделал его задолго до появления возлюбленной – тихим, вечно спокойным, неизменным, украшенным лишь строгими белыми цветами забвения на черных лугах, наполненным нежным пением душ и тихим журчанием рек. Царство в таком виде напоминало Аиду опрокинутое небо, отраженное в мировом океане: вечный покой, бесконечность, безвременнность, цветы – звезды, пение рек – лунный ветер. Говорили, что в небесах нет никого, но Аид не верил. Глядя на воды Леты, он вспоминал о своем пращуре – Уране, небесном правителе, уничтоженном своим же сыном. Аид вздыхал и думал, что небо – то же подземное царство – жизни там нет. Только ее призрак, бледное отражение.
Однажды Гефест принес ему зеркало, которое позволяло видеть иные места. По нему он мог разговаривать с Зевсом, не поднимаясь на Олимп, или Посейдоном, не садясь в ладью. А один раз он ошибся – и увидел стены своего дворца, только покрытые вечным льдом, а вместо своего отражения – лик царицы мертвых. То, что она правит подземным царством, он понял по одному лишь ее взгляду – у живых в глазах нет такой скорби, они все время на что-то надеются. Живые не смотрят сквозь собеседника, в отличие от мертвых, оценивая не минутные дела – всю жизнь. В ее глазах читалось не просто знание – мудрость веков бессмертного, умноженная на осознание того, что все быстротечно и мимолетно.
Для смертных она выглядела скорее чудовищем – лицо цвета сырого мяса с одной стороны и сгнившего – с другой. Полутруп, полускелет. И имя – как последний вздох умирающего – Хель. И царство – неизбежная зима, и дворец – вечные слезы, и слуги – голод и чума, нужда и отчаяние.
Но для Аида она была прекраснее всех на свете. Во всех девяти мирах – по мнению Хель. Он не спорил с ней. Зачем? Женщина хочет быть самой любимой, даже если она – богиня смерти.
Они говорили через зеркало в своих подземельях – а он как будто смотрел в звездное небо, потому что там была она.
Они говорили о своих мирах – об одном мире. Мертвые платили за вход – неважно, великанше Модгуд или Харону. Пусть Харон переправлял их в царство Аида на старой ладье, а в мир Хель нужно было перейти через реку Гьелль по хрустальному мосту, висящему на волоске. Зато вход для живых в земли мертвых был почти закрыт и там, и там – не каждый решится пройти через темные земли на краю мира. Пусть в Аиде не было железного леса Ярнвида, зато был почти такой же мрачный Тартар. И еще у правителей мира мертвых были свои питомцы-любимцы – царь ласкал верного свирепого пса-стража Цербера, царица – Гарма. Души прежде живущих слышали клятвы богов у вод – какая разница – Стикса или Лейфта?
А еще их роднило и объединяло то, что в их земли путь был открыт всем – и никто никогда не получал отказа. Каждый был желанным гостем – смерть не отворачивалась ни от кого, как бы он не выглядел. Аид и Хель были гостеприимными хозяевами. Не их вина, что люди не стремились к ним, хотя все равно в итоге попадали их объятия.
Иногда они просто молчали. Мертвые знают, о чем можно молчать.
А потом Персефона нашла зеркало. Когда она стала кричать, обвиняя Аида в измене, он лишний раз понял, что живым не место в его мире. Он лишь пожал плечами, когда супруга в гневе разбила зеркало на сотни, тысячи осколков. Каплями слез они покрывали черную траву и сверкали росой в белых цветах забвения. Персефона кричала, проклинала, разрушая своим плачем вечный покой, тихие песни умерших и журчание вод.
Аид молча ушел от разгневанной супруги. Она не поймет. Не поймет, что зеркало ему вовсе не нужно. Достаточно просто посмотреть в черную гладь озера – и он увидит в своем отражении Хель.
Царство мертвых - одно. И правитель – тоже один. Пусть он зовется по-разному.
Текст просто чудесен, а последние строки просто выбили из колеи. В хорошем смысле. Сижу и раздумываю над концовкой)
Спасибо большое, автор,
Откроетесь?)
Собственно, з.
еще раз сорри за понятую по-своему заявку, но, когда речь идет о правителях царства мертвых... мне хочется, чтоб было красиво-атмосферно-мрачно...
Сижу и раздумываю над концовкой) я, честно говоря, теперь тоже. Что же я написала??
автор
чудесный текст, очень)
а я не над концовкой задумалась - она почему-то мне понятна. покорил другой кусок:
А еще их роднило и объединяло то, что в их земли путь был открыт всем – и никто никогда не получал отказа. Каждый был желанным гостем – смерть не отворачивалась ни от кого, как бы он не выглядел. Аид и Хель были гостеприимными хозяевами. Не их вина, что люди не стремились к ним, хотя все равно в итоге попадали их объятия.
этакая неизбежность... почему-то отчасти напоминает мне пратчеттовского Смерть: "Справедливости нет, есть только я")
чудесный текст, очень) мне кажется, он не мой - кто-то его мне натранслировал в голову))
а Пратчетт - куда без него в этой теме? Тем более, что "Мор" - моя любимая книга
а Пратчетт - куда без него в этой теме? Тем более, что "Мор" - моя любимая книга чувствуется - хотя я "Мора" не читала. а говоришь, не твой))
я думала, твоя цитата про Смерть оттуда)) впрочем, он мог говорит это во всех книгах. И везде был прав
я думала, твоя цитата про Смерть оттуда нет, это его фирменная фраза, встречается почти во всех книгах, где он есть. так же, как "Кошки - это хорошо"))
флудим-флудим, ай-яй-яй))
Вообще, история очень похожа на реальную жизнь, за что автору отдельный плюсище - люблю, когда описываются жизненные ситуации, но в некоем фэнтези-антураже. Как там у Высоцкого:
"И об стакан бутылкою звеня,
Которую извлек из книжной полки,
Он выпалил: да это ж про меня!
Про всех про нас, какие, к черту волки?! "
LeeLana, молодец!
история очень похожа на реальную жизнь ух ты! вот этого никак не ожидала)) но приятно до ужаса
автор